Дэвид Митчелл “Облачный атлас”

То, что происходит через минуту, определяется тем, что делаешь ты.

Мы — это лишь то, что знаем, и я очень хотела стать больше того, чем я была.

Много рецензий написано на эту книгу, но отреагировать “поздно - лучше, чем никогда” тем не менее очень хочется. Это знаете, тот у меня действительно редкий случай, когда несколько раз закрываешь роман, заскучав на первых 30 страницах. Тщетно пытаешься пробраться через описания различий племен мариори и маори и нелицеприятную корабельную “эстетику”, надеясь, что когда-нибудь ты-де до всего этого дорастёшь (на самом деле ты видишь только верхушку айсберга - это лишь начало мотива, который будет повторяться, развиваться и видоизменяться). Откладываешь книгу на 4 года, совершая самую большую литературную ошибку в своей жизни.

Шутка в том, что до Митчелла дорастать вовсе и не нужно, он забирает тебя в свои облачные альковы постепенно, но в то же время неожиданно и бесповоротно. Не скажу, что я прочла роман быстро, но он не отпускал меня ни в метро, ни на рабочем месте, ни за утренним кофе. Заглатывать не стоит: но стоит наслаждаться, как хорошим вином из бельгийского погребка или красивой музыкальной симфонией.

Кризис всегда заставляет меня бросаться в музыку, где ничто не может причинить мне боль.

Джеймс Джойс, великий модернист 20 века, создавая “Улисса”, возводит современного писателя в ранг Бога-творца новой реальности. Что делает великий модернист 21 века? Он создает собственное текстовое мироздание, основой которого становится аудиальная составляющая. По сути своей, на протяжении более чем 700 страниц Митчелл формирует свой собственный параязык, превращающий литературное произведение в музыкальный секстет накладывающихся соло»: фортепьяно, кларнет, виолончель, флейта, гобой и скрипка, причем у каждого инструмента свой язык — своя тональность, гамма и тембр.“

Реальность Бога-творца Дэвида Митчелла построена на основе ницшеанской идеи Вечного возвращения. В качестве действующего лица Митчелл выбирает не конкретного героя, а, ни много ни мало, - душу, проходящую через разные эпохи, начиная с середины 19 века и заканчивая кибер-панковым пространством, датированным ориентировочно концом 21 века. “Облачный атлас” можно воспринимать не как одно произведение, а как шесть историй совершенно разных людей, обуреваемых собственными пороками и страстями, которые оказываются соединены тонкой красной нитью сквозь столетия.

Если отбросить свое восхищение содержанием и обратить взгляд только на форму, менее увлекательным роман не станет. Произведение обладает зеркальной конструкцией: изначально повествование строится хронологически верно. Невероятно захватывающе смотреть, как в зеркале времен отражаются:

1. мечущийся в бреду на “нечестивом” корабле нотариус Адам Юинг,

2. дневник которого случайно обнаруживает молодой, беспринципный и очень талантливый композитор Роберт Фробишер,

3. письма которого читает смелая журналистка, втянутая в дело против всесильной преступной корпорации, по имени Луиза Рэй,

4. жизнь которой на самом деле - детективный роман, волею случая оказавшийся в руках пожилого издателя Тимоти Кавендиша,

5. который на самом деле является главным героем одного из немногих сохранившихся фильмов о жизни цивилизации “до Полураспада”, попавшем в руки девушки-клона Сонми, чья жизнь - легенда

6. для племени, выжившего после того, как цивилизации настала крышка.

Головокружение. Могучий Бог-творец переворачивает песочные часы Вселенной своей гранитной рукой, время на секунду останавливается, начинается новый отсчёт. Последовательность событий становится обратной, реальность каждый раз ставится под сомнение. Итоговой точкой и одновременно поворотным моментом повестования является “Переправа возле Слуши и все остальное”, действие которой происходит в далеком будущем: дряхлый старик рассказывает потомкам о своей молодости в племенном сообществе после крушения Цивилизации и чудесном столкновении с богиней Сонми, которая на самом деле была клоном, который… Ну вы поняли.

Я взял библию Эйрса — «Так говорил Заратустра»… Через десять страниц я почувствовал, что это Ницше читает меня, а не я его.

Наиболее лаконично и наглядно нецшеанский принцип воплощен в форме небызызвестного знака “уроборос” - змеи, кусающей собственный хвост. Цивилизация по ницщеанскому принципу - иерархия “сильный бьёт слабого”, управляемая архетипичной и вовсе не цивилизованной жаждой. Тех, кто борется за равенство - а таких в романе не мало - распинают, пригвождают гвоздями с кресту, тем самым приближая себя к собственному уничтожению. Прогресс воспринимается Митчеллом как одно из следствий инстинктивного желания получать, потреблять и овладевать, не задумываясь о последствиях.

Ученые вглядываются в движения истории и на основе этих движений формулируют законы, управляющие подъемами и падениями цивилизаций. Однако мои убеждения прямо противоположны. А именно: история не признает никаких законов, для нее существенны только результаты. Что предшествует результатам? Злые и добрые деяния. Что предшествует деяниям? Вера. Вера — это одновременно награда и поле битвы, заключенные внутри сознания и зеркала сознания — мира. Если мы верим, что человечество есть лестница племен, колизей столкновений, эксплуатации и зверств, то такое человечество непременно станет существовать, и преобладать в нем будут исторические Хорроксы, Бурхаавы и Гузы. Мы с вами, обеспеченные, привилегированные, успешные, будем существовать в этом мире не так уж плохо — при условии, что нам будет сопутствовать удача. Что из того, что нас беспокоит совесть? Зачем подрывать преимущества нашей расы, наших военных кораблей, нашей наследственности и нашей законности? Зачем бороться против «естественного» (о, это ни к чему не обязывающее слово!) порядка вещей? Зачем? Затем, что в один прекрасный день чисто хищнический мир непременно пожрет самого себя.

Воплощая один и тот же мотив рамках шести историй, Митчелл использует каноны разных литературных жанров: дневник, переписка, повесть, интервью. Для каждой истории характерно языковое своеобразие: осваивая разные стили, писатель прослеживает историю английского языка, от конструирования его архаичных форм до собственного словотворчества в постапокалиптической реальности.

Масштабную тему Митчелл поднимает в жанре популярной беллетристики, ничего не скажешь. А что, если жизнь мне дана не только для того, чтобы прожить ее, удовлетворяя свои потребности? А что, если моё “Я” имеет место быть не только здесь и сейчас, но имеет ценность в контексте всего Мироздания? Реинкарнация - бесконечная мука или бесценный подарок? Это совершенно иной взгляд на человечество, за рамками общностей, религий, национальных и расовых предрассудков. Но это то, о чем

каждый, хоть однажды и, быть может, не очень явно, но задумывался.
К счастью для тех, кто знаком только с фильмом, сообщу: фильм и первоисточник похожи друг на друга так же, как тихая девственница из средней школы и популярный богатенький старшеклассник, о которых так любит снимать Голливуд. Ну вы знаете, в конце они все равно будут вместе, несмотря на все различия. Книга и экранизация Вачовски/Тыквера говорят об одном, но по разному - это своего рода культурный инь и янь, две части которого идеально друг друга дополняют (но книга лучше).

Кому понравится: тем, кто хочет ощутить всю прелесть толстых романов, становящихся частью реальности. Тем, кто любит бороздить просторы Тихого океана, писать гениальную музыку, вести опасные журналистские расследования, сбегать из дома престарелых на угнанной машине, сбрасывать с себя утопическую иллюзию, будучи жертвой Машины Корпоративного Государства, взбираться на гору, чтобы на ней побороться с Дьяволом из собственной головы.

Кому не понравится: с тем я не больше не дружу.

Вам дозволено чувствовать себя запутавшейся и вывернутой наизнанку. Эта…экзистенциальная тошнота, что вы испытываете, она лишь доказывает, что вы истинно человечны.